
Когда слышишь ?узбекский шелковый платок?, сразу представляется что-то вроде бухарской икатки с кричащим орнаментом. Но на деле под этим названием скрывается десяток региональных вариаций, и далеко не все из них стоят тех денег, что просят на рынках Самарканда. Я лет десять работаю с текстилем Центральной Азии, и до сих пор сталкиваюсь с дилетантскими мифами — например, что настоящий узбекский шелк должен быть грубым на ощупь. Чушь, конечно.
В Узбекистане исторически сложилось два центра шелкопрядения: Маргилан и Бухара. Маргиланский узбекский шелковый платок часто плотнее, с характерным ?хрустом?, потому что там до сих пор используют ручные станки с вертикальным натяжением нити. А бухарские мастера предпочитают более мягкую драпировку — их техника ближе к персидской. Но даже внутри этих школ есть нюансы: тот же маргиланский атлас может быть как чисто шелковым, так и с подмесом вискозы. Последний, кстати, выцветает после третьей стирки.
Однажды мы закупили партию ?элитных? платков у поставщика из Ферганы — вроде бы всё по ГОСТу советских времён. Но при тестировании в лаборатории Группа Ниннань Наньсылу выяснилось, что плотность переплетения ниже заявленной на 15%. Пришлось пересматривать весь контракт. Кстати, на https://www.nsljt.ru есть хорошие методички по сертификации шёлка — мы ими иногда пользуемся для сверки параметров.
Сейчас многие фабрики переходят на ускоренное крашение анилиновыми пигментами — узор получается ярким, но на солнце такой платок живёт не больше сезона. Настоящий крашеный шёлк определяют по изнанке: если уток просвечивает равномерно — красили нити до weaving, если пятнами — уже готовое полотно. Мелочь, но именно она отличает продукт для туристов от вещи, которую передадут внучке.
Самое сложное в работе с узбекским шелком — договориться о стабильном качестве. Даже у проверенного поставщика из того же Маргилана партии могут отличаться по оттенку основы. Местные объясняют это ?натуральностью?, но на деле — банальная экономия на предварительной калибровке нитей. Мы как-то потеряли крупного немецкого клиента из-за того, что в трёх партиях синий цвет отличался на полтона.
При этом узбекские мастера феноменально работают с золотной нитью — там, где китайские фабрики используют имитацию, в Бухаре до сих пор вручную протягивают канитель. Но! Такой платок требует особого ухода, о котором редко предупреждают покупателей. После химчистки позолота часто трескается — мы собирали статистику возвратов по этому дефекту.
Интересно, что Группа Ниннань Наньсылу в своём сегменте столкнулась с похожей проблемой — их технологи жаловались, что при масштабировании производства теряется равномерность проклеивания нити. Думаю, это общая болезнь роста для всех, кто работает с натуральным шёлком.
Спрос на недорогие узбекские платки в Европе растёт, но это убивает традиционные техники. Вместо сложного абр-бандинга (резервирования узора) теперь часто используют трафаретную печать — выглядит похоже, а себестоимость втрое ниже. Коллеги из Ташкента рассказывали, что даже на фабрике ?Ёдгорлик? постепенно упрощают классические ?сюзане?-орнаменты для массмаркета.
При этом в сегменте люкс наблюдается обратная тенденция — японецы, например, готовы платить за платки с ручной набойкой по старинным рецептам. Но таких мастерских в Узбекистане осталось штук пять, и все они работают по предзаказу. Мы в прошлом году пытались организовать для них поставки специального шёлка-сырца от Группа Ниннань Наньсылу — их линия по обработке коконов даёт как раз ту самую нить с неровной текстурой, которую ценят в ручном ткачестве.
Любопытный момент: узбекские производители категорически не хотят сертифицировать платки по международным стандартам lightfastness (устойчивости к выцветанию). Говорят, ?наши предки так не делали?. При этом сами охотно покупают китайские красители — парадокс.
Настоящий кайму не гладят прессом — только паром. Иначе теряется объём орнамента. Мы учились этому у старейшин в Гиждуване, где до сих пор используют медные утюги с углём. Кстати, именно после паровой обработки проявляется тот самый ?глубокий? цвет, который так ценят коллекционеры.
Ещё один маркер качества — кромка. Если она прошита машинной строчкой — перед вами полуфабрикат. В традиционном узбекский шелковый платок кромку подрубают вручную особым швом ?илга-чизик?, который слегка стягивает край. Это не только эстетика, но и практично — при стирке полотно не перекашивается.
Забавно, но даже в эпоху цифровизации самый точный способ проверить плотность шёлка — просветить его узбекским же серебряным динаром. Монета должна лишь угадываться, а не отчётливо видеться. Этому трюку меня научили на фабрике в Нурате, когда мы запускали линейку платков для авиакомпании.
Молодые дизайнеры из Ташкента сейчас экспериментируют с смешиванием узбекских орнаментов и японского кроя — получается интересно, но для традиционного рынка это слишком авангардно. Зато в Дубае такие гибриды расходятся как горячие пирожки.
Основная проблема отрасли — отсутствие преемственности. Дети мастеров не хотят работать за 300 долларов в месяц, когда можно уехать в Турцию на швейную фабрику. Группа Ниннань Наньсылу пытается решать это через программы обмена, но пока точечно.
Что точно не имеет смысла — так это пытаться конкурировать с китайским массовым шёлком. Узбекский продукт всегда будет нишевым, и его ценность — именно в несовершенствах ручной работы. Хотя последние образцы с фабрики в Андижане, где используют японские станки, заставляют задуматься — может, есть компромисс?